Довольно слабый содержательно материал, но зато содержит неплохую фотоисторию. В таких журналах текст часто слабый, ибо он прилагается к фотосессии, а не наоборот.
Актер, ставший широко известным после номинации на Оскар за роль профессора Стивена Хокинга, показывает, как следует одеваться на торжественный вечер.
- Они синие, да? - мр. Эдди Редмэйн смотрит на свою обувь, пару бархатных высоких кед от Тома Форда. Очень милые, но даже в тусклом свете подсобной комнаты клуба Сохо видно, что они вовсе не синие, а черные. «О!, - говорит он, переводя взгляд на вельветовые брюки. - Ну а штаны?» Они тоже, очевидно, черные. «Хорошо, ну а свитер?» Бутылочного цвета. «Боже, - бормочет он, - я мог поклясться, что весь мой костюм синий».
Если вы еще не догадались, за серо-зелеными глазами мистера Редмэйна скрывается врожденный дальтонизм. В целом, ничего страшного, но когда твой стиль постоянно подвергается строгой критике, это может привести к печальным последствиям. Например, в сентябре он пришел на премьеру «Теории всего» в сине-зеленом костюме такого ядреного цвета, что напугал свою жену, Ханну Бэгшоу. «Ты в этом не пойдешь», - произнесла она с ужасом. «Я знаю, - ответил актер, - он зеленый». «Он не зеленый, - воскликнула Ханна, - он, мать его зеленый». (Миссис Бэгшоу пошутила).
Как и предполагалось «мать его зеленый» костюм (двубортный льняной костюм из весенней коллекции Burberry Prorsum) был почти во всех заголовках тем вечером. Однако, еще больше писали о 32х-летнем актере, который был в него одет. Возможно, это поворотный момент для мистера Эдди Редмэйна, чья карьера до этого состояла из ролей, довольно хорошо принятых публикой, но, в основном, благодаря его милому юношескому личику. Таковы его персонажи в «7 дней и ночей с Мэрилин», где он играл наивную любовь с мисс Мишель Уильямс, в «Отверженных», в которых ... ну, вы поняли. Его роль в «Теории...» - это шанс выйти из клуба cекс символов и стать актером с большой буквы.
«Теория всего» рассказывает о профессоре Стивене Хокинге, который, благодаря любви и заботе своей первой жены Джейн, преодолевает все препятствия на пути к вершинам академической карьеры. Охватывая период в два с половиной десятилетия, фильм повествует о прогрессе профессора в научной сфере, вопреки регрессу его физического состояния, вызванному заболеванием двигательных нейронов. Это замечательная история и трудная роль, но мистеру Редмэйну она удалась. Мы видим невероятную физическую трансформацию - в начале фильма он едет на велосипеде по мостовым Кембриджа; в конце - прикованный к коляске, изогнутый, скрюченный, лишенный возможности говорить. Все сделано так искусно, что, кроме двух ключевых сцен, почти не замечаешь происходящих перемен. Он подтаскивает ногу в одном моменте, роняет карандаш в другом, - такие будто бы незначительные детали, разбросанные по всему 2х-часовому фильму, приводят в конце к полному физическому упадку. Все происходит постепенно, и тем более поразительно, если знать, что фильм снимался не в хронологической последовательности. Этого, как оказалось, даже близко не было.
«В первый день мы отсняли три коротких сцены, - рассказывает актер, развешивая сахар в кофе с невероятной ловкостью, особенно в сравнении с тем каким он совсем недавно был в образе. - Первая сцена - в самом начале фильма, до болезни. Вторая - когда Стивен ходит, опираясь на две палки. А третья - когда он уже сидит во втором кресле-коляске. Я был в ужасе. Такое ощущение, будто меня попросили написать предложение от руки, начав с первого слова, затем добавить одно в середине и еще одно в самом конце. Я был совершенно не в духе - четыре часа утра, за мной приезжали в пять, я не спал и думал, что не могу так начинать работу».
Первый раз мы встретили мистера Эдди Редмэйна на кинофестивале в Торонто в сентябре, за два дня до премьеры «Теории всего». Тогда он рассказывал о процессе съемок - таком напряженном, что с тех пор он нигде не играл. «Я только закончил сниматься у Вачовски в «Восхождении Юпитер», для которого нужно было есть много курицы и тренироваться. Для «Теории» мне наоборот потребовалось сбросить вес. После такой перемены, физической и духовной, нужно было немного отдохнуть, вспомнить кто я на самом деле каково естественное состояние моего тела».
Однако оказалось, что мистер Редмэйн все же работал. Он вернулся в сферу истории искусств и поучаствовал в создании документального фильма об искусстве периода Первой мировой войны. Как и профессор Хокинг, он «Tab» - учился в Кембриджском университете (сокращение от слова «Cantab», обозначающего выпускников Кембриджа). Но в отличие от почтенного профессора
э он выбрал искусство, а не науку, и закончил в 2003 году факультет истории искусств. Его диплом был об Иве Кляйне, французском художнике середины XX века, известном широким использованием в своих картинах ультрамарина особого оттенка. Позже этот цвет получил название «Международный синий Кляйна». Актер специализировался на истории венецианской архитектуры и сюрреализма, но никогда не был связан с миром искусства, к моменту выпуска из университета его актерская карьера уже началась.
Впрочем, помимо документалок об искусстве, он также востребован как модель: его первой работой было участие в неофициальной кампании Burberry, поддерживающей молодых британских талантов (вместе с другими будущими знаменитостями - мистером Дугласом Бутом, мисс Эммой Уотсон и мисс Кларой Делевинь). На прошлой встрече с MR PORTER он представлял новую коллекцию вечерней одежды, и имел честь быть первым, кто получил завтрак в постель в тогда еще не открытом, отеле Beaumont в Мейфере, новейшее начинание мистеров Криса Корбина и Джереми Кинга (о которых мы недавно писали в онлайн журнале The Journal). Мистер Редмэйн восхищается работой дуэта. «Сын Джереми актер, - говорит он. - И это не случайно. Сам Джереми вкладывает в основу каждого построенного им здания персонаж или историю. Это так похоже на тематический ресторан или отель, но его замыслы очень последовательны и воплощаются в жизнь с таким энтузиазмом, что все это невероятно подкупает».
Сейчас подготовка к сезону наград, обещающему быть весьма напряженным, занимает все время мистера Редмэйна. В свете премьеры «Теории» на Международном кинофестивале в Торонто, часто становящегося площадкой для самых достойных наград фильмов, мистер Редмэйн оказался в довольно трудном положении раннего фаворита в гонке за «Оскаром». Актер весьма изящно уходит от темы: «Не поймите меня неправильно, это замечательный комплимент, просто я надеюсь что тогда, возможно, больше людей познакомятся с этой историей». Очевидно, что он еще об этом не думал. Звучит как самоотречение. Но при этом байопик? О человеке преодолевающем трудности? У «Теории» есть все шансы на успех, даже если мистер Эдди Редмэйн не желает этого замечать.
Наступит февраль, и мы узнаем, что думает Академия. Что бы там ни было, последнее слово останется за самим профессором Хокингом. «Я встретил его перед самым показом, - актер вспоминает о званом ужине пару месяцев назад. «Я сказал: «Стивен, я надеюсь, вам понравится, и пожалуйста, дайте мне знать, что вы об этом думаете». Прошла минута или две пока он печатал на своем окулографическом устройстве. Затем своим знаменитым технотронным голосом он произнес: «Я дам вам знать, что я думаю. Позитивно или напротив»
Наверняка он избавил мистера Редмэйна от ужасного «напротив». Во время одного из интервью на премьере в Торонто сценарист фильма мистер Энтони МакКартэн рассказал о закрытом предпремьерном показе, который посетил профессор Хокинг. Когда включился свет, все увидели, как сиделка вытирает слезу с его щеки.
Мистер Редмэйн тоже присутствовал на этом интервью. Он стоял на сцене с другими актерами и членами съемочной группы в том самом сине-зеленом костюме от Burberry. Если смотреть из партера, цвет казался не таким насыщенным из-за резкого, яркого блеска софитов, приобретая при этом серо-зеленый оттенок. Достаточно близкий к Кембриджскому голубому - цвет университетской команды alma mater профессора Хокинга и мистера Редмэйна. Как оказывается Кембриджский голубой и «мать его зеленый» не так уж далеки друг от друга. Даже «Tab» может быть прощен, если их перепутает.
176
